В воскресенье в 11.07 по китайскому
времени Пламен Константинов вошел в болгарский блок Олимпийской деревни.
С этого момента его возвращение в Пекин стало фактом.
Он подробно рассказал о ситуации со своим отъездом,
о тестах, проведенных в Софии, и об отношениях с руководством Болгарской Федерации волейбола.
- Какие последние новости?
- В Софии мы отправили на анализ пробы крови и слюны.
У меня оказался высокий уровень кортизола.
- Это имеет отношение к тестостерону?
- Повышенный уровень кортизола может влиять и на другие показатели.
Мне объяснили, что если тестостерон введен в организм извне, уровень кортизола не может
быть столь высоким. В научной литературе это описано. Нормальное содержание кортизола -
от трех до десяти, а у меня - семнадцать. Мне сказали, что при применении тестостерона
такой уровень кортизола просто невозможен, он подавляется введением тестостерона извне.
- А почему такой высокий уровень кортизола?
- Особенности работы железы. У меня есть эпикриз
по результатам обследования.
- У тебя есть на руках протокол о том, что проба на допинг
отрицательна?
- Я думаю, его должен представить Станислав Николов
(исполнительный директор БФВ). Документы мне не отдали, передали их в федерацию.
- И какой там уровень тестостерона?
- Точно не знаю, но около 3.20. Я не видел самого протокола.
- А в предыдущих проверках на допинг у тебя бывали проблемы?
- Меня последний год не проверяли. А раньше предельная норма тестостерона
была равна шести. Даже если у меня и был высокий уровень, никто мне ничего не говорил, потому что
значение было в пределах допустимого. Теперь предел - четыре. У меня не
чрезмерный уровень, а верхняя граница нормы. Это значит, что есть вероятность и ошибки
в процессе обследования. Может быть назначена дополнительная проверка. Причем
возможны отклонения. Проводится второй тест, изотопный. За пять дней мне пришлось
изучить целую научную область. Самая большая проблема в том, что мы сами не знаем, как обстоит дело.
В такой ситуации никто не знает, что делать.
- Одним из самых обсуждаемых вопросов был следующий. Решение о том,
чтобы не играть и уехать из Пекина, принималось совместно с тренером и руководством федерации?
- Я знаю, что на эту тему было множество спекуляций. После того, как
мне не разрешили пройти контроль в Олимпийской деревне, обсуждались все варианты. Я считал необходимым
проинформировать руководителя антидопинговой комиссии ФИВБ. Я подошел к нему и сказал:
"Я хочу разобраться, в чем дело". Потому что всегда есть опасность каких-то добавок в продуктах,
еще что-то... Виноват, не виноват - никто не будет спрашивать. Я-то знаю, что я чист, что я
ничего не принимал. Тем не менее, существует риск, я это понимаю. Я хотел, чтобы направление
на тест исходилло от ФИВБ. Руководитель комиссии, немец, говорил с кем-то из МОК.
Мне все расписали, дали направление на анализ. За пять минут до этого теста появился
руководитель Медицинской комиссии МОК Виктор Шамаш и запретил его проводить.
Я хотел поговорить с ним лично, но говорили по телефону. Я объяснил ему, что речь идет о команде.
Я не спринтер на 100 метров, тогда бы это касалось только меня. Я не могу подвести команду.
Мне нужно проверить, чтобы решить, что делать. Он мне сказал, что не может разрешить,
что это идет вразрез с правилами. Потом немец мне объяснил, что я не смогу пройти
проверку в Пекине. Есть возможность отправить пробу куда-то еще, но это очень сложно -
требуется специальный курьер, и так далее. Неизвестно, сколько времени это займет.
Я же не могу просто позвонить и сказать: "Я такой-то, проверьте меня". Неизвестно,
когда сделают этот анализ - через 20 дней, через месяц. Особенно сейчас, перед началом
Олимпиады. Де факто так все и получилось. Последнее решение руководства гласило,
что мне предлагают два варианта: либо остаться в Пекине в роли зрителя, либо самому
предоставить доказательства. В этом смысле можно сказать, что решение общее,
то есть и мое тоже.
- Президент федерации Данчо Лазаров сказал,
что у тебя положительный тест на допинг, и что наша комиссия оказала тебе услугу, скрыв это.
- Я ни с кем не говорил, не комментировал это
представителям СМИ. Я не имею права это делать, поскольку не знаю всех деталей.
Я не слышал этих его слов, но я его знаю.
- Сколько анализов ты сдавал, где и известен ли результат?
- Две пробы, это все. Остальное - это были консультации.
- Где ты их сдавал?
- В Болгарии.
- Данчо Лазаров говорил о пробах в Корее.
- Это все не так. Как можно сделать пробу в Корее?
Я хотел там пройти проверку, если бы была возможность, я бы это сделал. В корейских
больницах нет такой возможности, включая университет с его самым лучшим оборудованием.
- Правда ли, что федерация дала тебе четыре дня
на тесты?
- Правда то, что федерация требовала найти доказательства.
Проблема в другом. Пробы взяли заранее, когда еще был запас времени. Но все было неясно
до последнего момента, вплоть до приезда сюда. Тут еще проблемы с пищевыми добавками.
Я как-то разговаривал с Юли Карабиберов. Из 100 пищевых добавок у 95 - ложное описание. Фирмы
не указывают часть входящих в добавки компонентов.
- Это не твой стиль - исчезнуть таким образом.
Почему ты так поступил?
- Легче всего было бы сослаться на травму. Есть такой вариант -
сказать, что я травмирован, и исчезнуть. Но я отказался от такого пути. Не хочу что-то
выдумывать, устраивать цирк перед людьми. Я решил - пусть сунуть голову в петлю,
но добиться правды.
- Ясно было, что если ты не появишься на первой
игре, все начнут задавать вопросы. Вы обсуждали с руководством, что должно быть представлено какое-то
разумное объяснение?
- Мы обсуждали различные варианты. Но то, что предложил я,
и с чем согласился Мартин - лучше умолчать о каких-то вещах, чем лгать людям.
Возможностей две - солгать, придумать что-то. Это проще всего. Тогда все были бы довольны,
но это была бы ложь Я предпочитаю не лгать.
- А нельзя было вместо того, чтобы через три дня объяснять
эту историю, сказать все сразу?
- Нам необходимо было сохранить спокойствие.
- Но получилась истерия.
- Истерия получилась по другим причинам. Теперь я знаю,
что мое решение было правильным, и в этом я категоричен.
- Решение заключалось в том, чтобы не говорить
всей правды, но все сказанное было правдой - я так понимаю?
- Да, по крайней мере, не было лжи. Я думаю, лучше
скрыть правду, но не лгать.
- Ты можешь рассказать, какие мысли у тебя были
в этот период?
- Да разве это можно рассказать? Я не плакал крокодильими
слезами и не бился головой о стену. У меня не настолько слабый характер. Все-таки нужно иметь характер.
Насколько возможно, стараться сохранять спокойствие и рассуждать трезво.
У меня есть только одно - мое доброе имя, и я должен сделать все возможное,
чтобы сохранить его.
- В каком ты состоянии сейчас? Ну, не считая
усталости?
- Хороший вопрос. Я сам себе его задаю. Один из самых лучших.
Не представляю.
- В этой ситуации - ты будешь играть с Венесуэлой?
- Я еще не видел начальство, мне еще не сказали,
что мне делать. Думаю, да.
- А в тренировках участвуешь?
- Конечно! Необходимо восстановить форму.
- После Олимпиады тебе еще будет что сказать?
- Я не хочу что-то говорить, я не готов. У меня много впечатлений.
- Этот вопрос закрыт - или еще нет?
- Еще открыт. Тут еще во многом нужно разобраться.
Во-первых, еще не время говорить об этом. Я не знаю, во всем ли я прав, я могу сказать что-то
не то и обвинить людей, котрые на самом деле не виноваты.