Восемь секунд

     Что же все-таки там получилось с тайм-аутом?
     БАШКИН. Когда Сако дали фол, Кондрашин попросил тайм-аут: такой длинный провод-шланг, нажимаешь кнопку - на столике лампочка загорается. Попросил и встал со скамейки.
     - Может, сигнализация не сработала?
     КОНДРАШИН. Сработала, сработала. Я когда в Женеве был недавно, видел фильм, снятый во время этого матча. Не телерепортаж, который мы вчера смотрели, а настоящий цветной фильм. Этот фильм, когда разбирали протест американцев, прокручивали. Я видел, честно, - лампочка на столе горит. И видно, как секретари головами кивают. Они, бараны, хотели мне дать тайм-аут до первого броска - я, конечно, отказался¹⁰.
     БАШКИН. Ну, а после того, как Коллинз первый мяч забил, секретари замешкались: сирену не дали, судья берет мяч и в руки Коллинзу - все!¹¹ Я к столику: "Мы же просили тайм-аут!"
     ВОЛЬНОВ. Украли у нас тайм-аут и еще две секунды. Первый раз мяч вбрасывал Модя¹². Только вбросил - сирена. Как получилось, что вместо трех секунд осталась одна, этого понять никак нельзя.
     БАШКИН. Хорошо, что за столиком, ближе к нашей скамейке, Джонс¹³ стоял. Он не видел, подошел и три пальца поднял и говорит: "Драй секунден!" Но это ты сам, наверное, видел - на экране телевизора.
     АРАБАДЖЯН. Первым о трех секундах заявил малыш Биго¹⁴. Он был комиссаром матча и первым поднял три пальца, а Джонс его поддержал.
     МУХАМЕДЗЯНОВ. Свисток, который большинство зрителей и телезрителей расценили как сигнал об окончании матча, был запоздалым разрешением тайм-аута. Секретари оказались не на высоте положения. Оно и не удивительно: за столиком по традиции работают местные судьи, а ФРГ - страна не баскетбольная. Арабаджян и Ригетто провели матч хорошо, но в истории с тайм-аутом они тоже немного виноваты. Всем было ясно, что Кондрашин возьмет тайм-аут. И им было ясно. К тому же на столике горела лампочка, и они ее должны были видеть. В таких случаях судьи обычно не торопятся отдавать мяч игроку для второго штрафного. Они поторопились: нервозность дала себя знать.


     Что сказал Кондрашин в тайм-ауте?
     КОНДРАШИН. Ну, я им сказал, что за три секунды можно забить, а потом еще и пропустить. Дословно я так сказал: "Чего вы волнуетесь? Времени-то вагон. Можно выиграть, а потом опять проиграть". Я, честно, с пасом вначале надеялся на Модю. А потом вспомнил: в Друскининкае¹⁵ ребята часто в гандбол играли. И у Вани такой захлестывающий удар был. Я, честно, знал: если пас пройдет и мяч долетит до Сани, уверен был, что он выиграет. Правда, я думал, что американцы его зарубят, сфолят. В этой ситуации Саня вряд ли бы оба забил, но один-то забил бы точно. Меня, честно, больше волновало, добросит ли мяч Ваня. А Ваня не сразу мяч бросил. Он еще на меня смотрит, что-то кричит, а шум стоит такой - ничего не слышно. Я ему ору: "Давай!" - а сам не знаю, слышит он или нет, и пальцем в Саню тычу.
     САКАНДЕЛИДЗЕ. Он нас успокаивал, говорил, что еще можно выиграть.
     БАШКИН. Я не был рядом с ним. Но перед тайм-аутом он мне сказал: "Сережа, спокойно, все будет в порядке!" А Едешке, как я потом узнал, он сказал: "Ванечка, отойди метра на три от лицевой и запули мяч Сашке!"
     ЖАРМУХАМЕДОВ. Не слышал. Меня уже заменили, и я шел к скамейке, когда Кондрашин начал говорить. А после тайм-аута Кондрашин крикнул Белову, Саше Белову: "Под щит! Под щит!" А тот стоит, бедняга, у центра площадки, и вид у него убитый. Но расслышал - побежал под щит. А Кондрашин - Едешке: "Ваня, пас! Саше пас!"
     ПАУЛАУСКАС. Что Едешко должен передать мяч мне - я должен был стоять на дуге, а я - Саше Белову.
     ЕДЕШКО. Вот вы послушайте, только не записывайте. А я потом объясню почему. Значит, Кондрашин сказал: "Пас идет Паулаускасу. Тот Сереге Белову. И Серега или забивает - ну, не забивает, а старается забить, - или на нем фолят". Я посмотрел, что Сашку плохо держат, что стоит игрок впереди, а сзади у Сашки щит, поймал взгляд Кондрашина и кричу: "Сашке?!" Он быстро посмотрел - и мне: "Правильно", - а Сашке: "Санька!" И я что было силы туда бросил. Но то ли Кондрашин забыл, как было дело, то ли я - хотя нет, я забыть не мог, да я и по телевидению об этом сказал… Но и Кондрашин тоже забыть не мог. Он очень хладнокровный, умеющий владеть собою человек. Он, по-моему, один только и был спокойный. И еще нас успокаивал. Хорошо помню его решительное лицо: "Ты там станешь! А ты - там!" Для него матч не кончился, он еще верил в победу. Так вот Кондрашин написал в "Спортивных играх", что он велел мне сразу дать пас Сашке… Может, и мы так напишем?…

     Явное противоречие? Да. И уже не первое? Да. Но это не огорчает меня. Разночтений, противоречий я не вымогал, но и не уничтожал их наводящими вопросами. Я брал то, что мне давали. Я рад тому, что не искал объективной истины, но тем не менее нашел ее.
     Мы, журналисты, часто пишем о том, что матч был напряженный, что страсти накалились до предела и т.д. и т.п. Даже если писать об этом только к месту, даже если писать об этом незатасканными фразами, - что, спрашивается, может узнать читатель? Разве утверждение о напряженном характере матча позволяет понять, что это такое - напряженный характер матча?
     Так, может быть, в этих разноречивых, противоречащих один другому рассказах и содержится объективная истина? Может быть, моим героям удалось своими противоречивыми ответами хоть в какой-то степени пояснить, как же это так получается, что все смотрят одинаково, но видят по-разному?…